«Тяжело — не то слово»

«Тяжело — не то слово»

Как работает мобильная бригада паллиативной помощи во время пандемии.

С командой мобильной бригады паллиативной помощи мы договариваемся встретиться у Казахского НИИ онкологии и радиологии в Алматы. На территорию никого не пускают – карантин. Пока ждем за воротами, невольно подсматриваем за жизнью тех, кто случайно оказался рядом.

В паре метров от меня – женщина (молодая, не больше 35) нервно рассказывает кому-то по телефону, что ее до сих пор не положили в больницу, хотя направление у нее есть. Рядом — коричневый чемодан из кожзама с наклейкой «Досмотрено».

Ворота открываются. Оттуда, куда так стремится попасть незнакомка с чемоданом, на инвалидном кресле вывозят ее сверстницу. Та сутулится и улыбается смущенно. Ошалевшие от счастья родственники берут ее в кольцо.

— Химиотерапию сделали… Препараты я… Питаться может… — доносятся до меня обрывки разговора с врачом. – Дальше…

Что дальше, — не разбираю. В этот момент с территории института выезжает машина мобильной бригады паллиативной помощи, которую мы ждем. Краем глаза вижу, как растерянную женщину поднимают с коляски и пытаются усадить в старенькую «мазду».

«Только за ручку не беритесь!»

В машине, кроме нас, — шестеро. Лидер команды и самая опытная из мобильной бригады — врач-онколог Толганай Ансатбаева представляет по порядку:

— Вот наши девочки-медсестры Жадыра Бердыгулова и Шакизат (Шаки, как ее называют коллеги) Абишева, онкопсихолог Захидам Усманова, социальный работник Анара Жарылкасын и водитель Санди-ага Алтыбаев.

— Святой человек. Никогда не скажет: «Мне надо домой!», — по ходу хвалит Толганай. — Хоть до одиннадцати вечера будет с нами ездить. Надо – значит надо. Мы вместе, поэтому все и получается. Без команды — это не работа.

В день мобильная бригада паллиативной помощи обслуживает до двадцати больных с последней стадией онкологии. В месяц не меньше 300-350 вызовов. Все абсолютно бесплатно – с пациентов здесь денег не берут. Заявки поступают от районных онкологов или на «горячую» линию паллиативной помощи. На одного человека – не меньше часа, на первичного пациента – два, а то и больше. Расспросить о состоянии, проверить заключения врачей, назначать паллиативную помощь, оценить обстановку (нужна ли функциональная кровать, противопролежневый матрац, кислородный концентратор). А еще (и это тоже очень важно) подробно объяснить близким, что делать, чтобы родному человеку было не так больно…

 

Во время карантина работы стало больше – в начале апреля на карантин закрыли городской центр паллиативной помощи. Туда больных временно не принимали. К первичным пациентам выезжала мобильная бригада — только в мае их было тридцать человек. Медсестры, психолог и социальный работник знакомились с новыми больными каждый день. Толганай из-за семейных обстоятельств была вынуждена оставаться дома. Но это работе не мешало. Она была на связи с командой, онлайн просматривала документы пациентов, давала рекомендации. Справлялись, хоть было и непросто. Поначалу напряжение чувствовалось особенно остро — люди боялись заразиться еще и коронавирусом.

— Приезжаем мы к бабушке, — вспоминает время жесткого карантина Шакизат. — Дочка ее нас встречает. Я спрашиваю, где можно руки помыть. Она на дверь показывает и со страхом: «Только за ручку не беритесь!». Хотя мы в защитных костюмах и масках стоим. Вот из-за этого мы и сами были психологически подавлены.

Сейчас, конечно, проще. Люди выдохнули. Но, чтобы понять, как мобильная бригада работала во время карантина, мы едем в микрорайон «Шанырак» к пациентке, которая под патронажем службы уже год.

— Паллиатив – это мое, я этому делу всей душой отдаюсь, — Толганай говорит это, когда «скорая» входит в очередной поворот. – Моя мама ушла из жизни из-за рака пищевода, папа – из-за почечной недостаточности. Сама сидела с родителями в паллиативе. Может быть, поэтому я здесь? В первые годы работы мобильной бригады было тяжело, никто нас не понимал и не поддерживал. Даже коллеги спрашивали: «Толганай, чем ты занимаешься? Зачем?». Мобильную бригаду создавали как модель для государства – доказать, что можно оказывать помощь бесплатно и на высоком уровне. Почти десять лет усилий, непонимания, скепсиса. Но мы добились того, что теперь бригады, подобные нашей, появляются по всей стране. Люди нас ждут. Мы облегчаем их жизнь, снимаем боль. А когда человеку легче, то и тебе тоже.

fbf3524cfe6e448ee10fbc9629982de6_1440xauto

«…Лишь бы встать»

Скорая подъезжает к дому в микрорайоне «Шынырак». Надеваем бахилы, поправляем маски. Первой с пациенткой — пожилой женщиной, которая давно не встает с постели, — общается Толганай. В небольшой светлой комнатке столик с лекарствами и полки, на которых вместо книг и купленных по поводу и без безделушек – одноразовые шприцы и системы для капельниц. Хозяйка (какие же у нее пальцы — длинные и тонкие, музыкальные, сказали бы, будь она здорова) отвечает на вопросы врача с придыханием, словно всякий раз делает усилие над собой. Но я вижу как она рада. К ней пришли! Толганай осматривает пациентку, делает назначения, вслед за ней в комнату заходят медсестры – минут через пятнадцать с медицинской частью закончено. Дальше — психолог. Она садится на табурет возле кровати больной. Общаются. Вдруг Захидам спрашивает:

— Невестка вам купила цыплят? Домой их заносят?

— Нет, они на улице. Уже выросли — яички несут, — и столько счастья на лице, как у ребенка, которому, наконец, купили щенка.

— Вы цыплят хотели? – не могу удержаться, чтобы не спросить.

— Я хотела встать и открыть мини-ферму, — отвечает. — А цыпляток своих видела — сын иногда вывозит меня во двор в инвалидной коляске. В целом чувствую себя хорошо. Не то, что легче — отлично даже, жаловаться грех. Только рука немеет постоянно – такое ощущение, как током…

Психолог задает вопросы по анкете. «Хорошо ли спите?». «Как кушаете?». «Как оцениваете боль по десятибалльной шкале?».

— Сегодня хорошо выглядите, — и Захидам тоже улыбается, глядя на нее. — Лицо такое свежее.

— Рахмет! Обрадовали. Я сама чувствую себя здоровой процентов на восемьдесят. Лишь бы пойти…

Последняя фраза застревает комом в горле. Прощаемся. Пора ехать дальше.

— Она может встать? – беру под локоть Шакизат, которая давно помогает этой пациентке.

— У нее одна сторона парализована и последняя стадия рака. Но, как видите, она верит и ставит перед собой цель.

— А чудо?

— В моей практике чудес не было. Конечно, человеку на какое-то время может стать лучше – в этом и смысл нашей работы. Но вот так, чтоб он исцелился. Нет…

Мы едем к следующему больному, но эти цыплята не выходят из головы.

— О чем еще мечтают пациенты? – спрашиваю.

— Был мужчина, всего 43 года было. Рак мозга, — вспоминает Захидам. — Его дочке было всего 13 лет. Больше всего на свете он хотел побывать на ее свадьбе. Я видела, как сияли его глаза, когда он говорил про дочь. Советовала ему фантазировать, прокручивать в голове, как это могло бы быть. Попросила родственников сделать для него карту желаний. Правда, никто ничего не сделал…

— Не сделал?

— Увы. Часто родственники сдаются раньше пациентов…

c51c63069901ffee35158bd0d52c53cf_900xauto

«Это они привели меня сюда»

Первая мобильная бригада появилась десять лет назад. Толганай здесь уже семь лет, Шакизат, как она сама говорит, недавно – «всего» пять лет, а Жадыра, Захидам и Анара — четвертый месяц. Они пришли в начале марта, как раз перед карантином – времени на то, чтобы раскачаться не было.

— Я работала в экстренной хирургии, кардиологии, в частной клинике. Там тоже были тяжелые пациенты – но здесь другое. Ты приходишь к человеку, оказываешь ему помощь, но понимаешь, что… Первые две недели толком спать не могла – видела тех, к кому мы приезжали, во сне. А сейчас, кажется, привыкла. Но родителям о том, что я здесь работаю, не говорила – берегу их.

Об этом рассказывает Жадыра. Мы сидим во дворе дома, хозяин которого из-за болезни не помнит даже себя. Это второй адрес для бригады. Есть несколько свободных минут, пока с пациентом работают коллеги.

— Не думала, что буду работать в такой сфере, — признается она. — Сомневалась. Но мы давно знакомы с Шакизат, я обещала ей, что приду, когда из бригады уволилась медсестра. Сначала казалось, не мое это — уйду. Потом начался карантин – не могла команду бросить. А сейчас… Не знаю.

— Трудно морально?

— Трудно, — говорит Жадыра и каждая из них, когда я касаюсь этой темы.

Молчаливая Анара просто кивает головой в ответ. Толганай вздыхает:

— Не то слово, как трудно!

А Захидам делится сокровенным:

— Ты каждый день видишь, что жизнь не вечна, и перед болезнью все мы бессильны. Поэтому нужно сейчас делать что-то хорошее – только это мы унесем ТУДА. А работать тяжело. Пациенты на какое- то время становятся близкими. Когда ты теряешь кого-то из них, кажется, что родственник ушел. Я сама два года ухаживала за свекровью, мои отец и сестра умерли от онкологии.

— Думаете, это они вас сюда привели?

— Да. Мне казалось, я недостаточно сделала, когда они еще были живы. И теперь, помогая людям с онкологией, я как бы возвращаю этот долг им…

— Отпускает?

— Отпускает. Ты примиряешься сам с собой.

f7136bfceae6957b83a9c9d4036bd1a9_900xauto

Последней на этот вопрос отвечает Шакизат (у нас получается поговорить уже после того, как мобильная бригада возвращается на базу – в институт онкологии):

— Меня привела Шолпан Утебаева, она тоже медсестра и дольше всех в нашей команде. Ее сегодня здесь нет, но я хочу, чтобы вы упомянули Шолпан. Она много добра сделала. А я? Поначалу даже плакала. Приходишь домой, все мужу рассказываешь — он у меня тоже все близко к сердцу принимает. Особенно жалко одиноких стариков – им стакан воды подать некому, — и молодых. Сейчас привыкла, но все равно людей жалко. Хотя и у нас радости бывают. Звонишь пациенту и слышишь: мне легче — я сегодня во двор выходил. Во время карантина у нас бабушка такая была. Говорит: я в пять утра встала, вышла в огород, цветы полила. И ей хорошо, и у тебя на душе приятно.

— Что больше всего запомнилось за эти три месяца?

— Мужчина молодой – он недавно ушел. Пятеро детей, жена беременна – ни квартиры своей, ни денег. Представляете? Смотреть больно. Кровать им привезли, биотуалет. Открыли на имя его жены карточку: собирали для них деньги на лекарства и еду.

— Вас карантин изменил? Одно время много об этом говорили.

— Я решила стать еще добрее и еще больше помогать людям. Не знаю, может это наивно звучит. Вот вы спрашивали, верю ли я в чудо? Наверное, ничего волшебного со мной не случалось – поэтому и не верю. Всего достигла своим трудом. Девчонки наши меня учат: надо формулировать желания, представлять то, что хочешь, быть оптимистом…

— Правильно учат, — соглашаюсь.

— Ну не знаю. Надо попробовать. Говорят же, что должно вернуться то добро, которое мы делаем.

— Конечно, вернется.

Обнимаемся на прощанье. Иду к выходу. Через несколько шагов оборачиваюсь:

— Шакизат! Чудо будет! Вот увидите.

Она улыбается.

— Әумин!

Цикл материалов о людях, которые продолжают делать важную работу, несмотря на пандемию и связанные с ней ограничения Vласть выпускает при поддержке компании «Шеврон»

Ссылка на статью